- Exegi monumentum
Этой ночью, скорее всего под утро, как это бывает со многими из нас, он ушел. Совсем.
Вчера мне пришлось принять решение. И его отвезли в наш дом, который в поселке Горьком, в частном секторе. Возможно, это было моментом слабости с моей стороны, мне было очень тяжело смотреть на него… С другой стороны, он не знал покоя тут, дома – рядом постоянно шум, возня, суета, свет, а он последнее время даже уже не спал, просто полулежал, привалившись боком к двери шкафа на лоджии. А еще дома жена и ребенок, и мне бы не очень хотелось, чтобы они были свидетелями последних часов, минут жизни кота, чтобы он уходил у них на глазах.
Мать сказала, что ехала очень аккуратно и осторожно, не торопясь, везла как больного человека. На Горьком и выделили ему теплое, спокойное, нешумное и неяркое место в летней кухне, на ковре, укрыли, его напоили молоком. И там, лежа в тишине и покое, он и ушел…
Мать сказала, что кот и собака, что живут на Горьком, утром беспокойно суетились у дверей летней кухни. Видимо они что-то почувствовали… Зашла проверила – уже холодный. Говорит, стало муторно, не по себе, придавило. Вышла и поехала на работу, так и оставила…
Что он переживал в последние свои часы, минуты?.. Было это страдание, боль, страх или может облегчение, спокойствие? Или просто накатило забытьё и небытие? Проносились ли в его голове какие-то образы, про которые мы, люди говорим: «Вся жизнь перед глазами пролетела»? Может он хотел, чтобы я был с ним рядом, как был всегда рядом до этого в его трудные минуты… Никогда я этого не узнаю. И мне от этого и спокойнее и больнее одновременно. Да ведь он же и не человек, он был кот. У них, котов – наверное, все иначе, их на этот счет никто не спрашивал…
Мне осталась память о нем, как он пришел в мою жизнь, как он рос, взрослел, каким он был, какие истории с ним случались, как я переживал, искал его, когда он пропадал дня на два-три в загуле, как он был хозяином в нашей квартире, практически членом семьи. Остались фотографии за два последних года. Остался его образ, особенно за последние две недели, что он постоянно был дома. Эти пронзительно желтые глаза, раньше – полные жизни, последние дни – слабые, потухающие…
Я всегда знал, что он пришел в мою жизнь и скорее всего уйдет из нее, а я – скорее всего останусь, пройдет со мной, бок о бок, некоторое время, вырастет, возмужает, проживет жизнь и оставит этот мир. А я останусь жить дальше. Потому что век котов короче нашего, много короче, особенно когда кот – не житель дивана, а уличный забияка. Я лишь никогда не думал, что так сживусь с ним, что он будет мне так близок, что я буду так с ним связан.
Он пришел в мою жизнь совершенно случайно, таким же маленьким котенком, как те котята, о которых я писал недавно. Видимо, он всегда был аборигеном этих мест, в окрестностях Курчатова всегда было немало черных котов. Наверное его родила какая-то кошка из местных, может даже в нашем же подвале… В общем, мать с СерСанычем нашли его в нашем подъезде и принесли домой.
Он очень понравился всем и его тут же было решено оставить. Никто в тот момент и не мог подумать, что это будет так надолго, так основательно. Этот маленький черный котенок, с тонким коротким хвостом, с короткой шерстью из которой торчат редкие длинные волосины-вибриссы. Эти желтые глаза.
Помню в первый же день он залез по моей штанине и выше до самой головы, уселся на моем плече как попугай у пирата. А потом он спал на моих коленях. Маленький Феликс, Феликс-котенок.
Помню, как в первый день мне стало немного не по себе, как я почувствовал, буквально кожей, что в мое жизненное пространство вторгся кто-то новый, основательно, как будто впился в меня, не физически, понятно, а как-то по другому, как будто с кем-то, без моей воли, установилась связь. Первое время было немного не по себе. А потом стало очень комфортно.
Он рос у нас на глазах, а мы за этим наблюдали и радовались. Он чудил, откалывал потешные номера. Он складывал уши, выгибал спину дугой, хвост запятой и ходил на нас боком. Он спал на подоконнике, играл бантиками. Он не пакостил и не портил особо вещей, быстро привык к своему туалету... Все его очень любили, всем он нравился. Он рос красивым и очень живым котом.
К зиме он стал проситься на улицу. Сначала подъезд, площадка, потом он стал ходить в подвал. Мы очень волновались, но держать его в 4х стенах не собирались. Положились на его кошачью удачу и его кошачье чутье, он был достаточно благоразумным. Он всегда приходил домой, сначала через часы, потом под утро. Он заработал лишай на лапе в первую же неделю хождения в подвал, но нам сообща быстро удалось с ним справиться. И с тех пор он все свои дела справлял на улице. Дома – только есть, спать и общаться с домашними, все больше времени на улице…
И вот приходит его второе лето, он уже – молодой, красивый, сильный кот. Много времени проводит на улице, знает сове имя, и когда я его зову – бежит ко мне, хоть с другого конца двора. И встает на задние лапы, и трется своей мордой о мою руку. Он уже отгулял свою первую весну и прижился во дворе, чувствует себя вполне уверенно. Он полон сил, задора, кошачьей задиристости. Но он еще неопытен, неосмотрителен. Он гонит соседского кота через улицу и попадает под машину.
Ко мне приходят и говорят, что моего кота сбила машина. Как так?! Только что, пять минут назад, я гладил его на улице, звал домой, он качался по асфальту и не желает никуда идти. И вот он сбит машиной, его жизнь под большой угрозой. Я бегу на улицу с фонарем, зову его, мне говорят, куда он побежал – в сторону подвала. Я бегу в подвал, он лежит недалеко от отдушины, тяжело дышит, изо рта течет кровь. На глаз все очень серьезно. Я беру его на руки, осторожно, он жалобно мявчит. Дома осматриваем – вроде кости целы. Но кот очень плох, а времени – десятый час вечера. Оставляем как есть. Кот уползает под шкаф, а я пол ночи сижу и слушаю его тяжелое, с прибулькиваинем, дыхание. Думаю: «Доживет ли до утра?» Потом забылся тревожным сном…
Взял я отгул и отвез его к ветеринару. Там сказали, что поправится, досталось ему конечно сильно, но справится. Только челюсть поломал нижнюю, скобу ставить надо будет. Я и кормил его с рук, шрицом, и колол его, выхаживал. Выходил. И челюсть его сама схватилась, без всяких скобок. Коты - они крепкие, и очень выносливые, порой - не чета нам. Поправился кот... Только еще пару недель прыгать не мог, смотрел на окно, переминался с ноги на ногу, недовольно болезненно морщился и помявкивал. Но потом и это прошло, все снияки сошли, что лиловым весь живот покрывали.
Справился кот, но даром для него травмы полученные не прошли, пострадали у него внутренности, да и зубы из челюсти ломаной выпали вскоре…
Месяц прошел и снова кот на улице, сил набрался, а заодно и опыта, осторожный стал, ученый. Никогда я больше не переживал его на улицу выпускать, очень он осмотрительный стал.
И пошли у нас с ним год за годом. Лето-осень-зима-весна. Дома он был хозяином, спал где хотел, забавно было наблюдать, как он места меняет: то диван один, то другой, то кресло одно, то другое, то подоконник, то на лоджии. Как хотел – так и жил кот. Сам себе голова. С зимы до лета – гулял, и по два-три дня бывало не приходил, в мороз, в непогоду, в слякот и дождь. Переживали мы за него, выходил я порой его поискать, позвать домой. Иногда находил, но чаще он сам приходил. Наступало лето и кончался у них сезон гуляний, приходил Феликс домой, худой, изможденный… Часто видно было – не совсем в силах кот. Отсыпался кот и отъедался, худой ходил, линял. Мало летом улицу манила, больше дома спал, на подоконнике или на полу, где по прохладнее, дом ему милее был, вечерами в основном на улицу кот выходил, летними ночами теплыми свои владенья оббегать… Лето подходило к концу и оживлялся Феликс. Начинал кушать с большим аппетитом, чаще на улицу хаживать, больше на улице проводить. Становился холеным, красивым. Подходила осень к концу, холодало, и круг замыкался.
Сильным он котом был. Молодым утвердился в окрестностях, везде я его видел, вокруг дома, в полях, что за домом, в соседних дворах и даже в частном секторе – отовсюду прибегал Феликс на мой зов.
Настоящим он котом был, не чурался и живого теплого мяса. Мышей ловил, полевок – сам видел.
Матерым он был котом. Несколько лет был котом-альфой в окрестностях, и с тех пор появилось у нас в округе больше черных котов, которые и ему самому начали жизнь осложнять. Но что поделаешь, таков закон их кошачей жизни: пришли молодые, сильные, свежие, напористые и наглые – придется уступить. Тем более, что и сам ты таким же был, сам кого-то подвинул, продолжил ты уже себя в жизни и хорошо продолжил, раз твои же потомки твое место оспаривают, доказал свою состоятельность.
Не сдавался кот, продолжал жить привычной жизнью… С молодыми тягался по прежнему, территорию держал. Четыре года минуло ему, пять… И стал я на него смотреть с грустью и думать, что немолодой он у меня уже, и явно не из самых здоровых, что придет время нам попрощаться. В будущем. А пока кот еще здоров вполне, активен, живет полнокровной жизнью и всех нас радует.
Много за эти годы с ним всего приключалось, по мелочи. И занедужит бывало, и получит в драке когтем грязным, нарывает потом. Случалось и занозы ему загонять, и лапы травмировать, как без этого, улица – улица и есть.
Вот и шестой год кот прожил. Выпало на его кошачью душу тяжкое испытание – добрые мы, приютили у себя молодого кота Лексуса. Вроде хорошее мы дело сделали, а Феликсу – злое. Тяжело ему дома стало, не дает ему покоя молодой задира, да ладно просто покоя не давал бы, так все в доме родном пропахло им. Тяжело коту было, некомфортно, дом чужим стал. Стал он дома меньше бывать, потерял почти угол родной, который всегда тылом ему был, рубежом последним. А к концу весны здоровье у котов неважно… Силы видать не те уже были – подхватил кот грибок и маялся им.
Лексус наш дом покинул, новых хозяев ему нашли. А Феликса вылечили. И снова кот привычной жизнью зажил, силы набрал, поправился, тем более, что осень теплая на дворе была, новая зима приближалась. И невдомек мне было, что последняя осень это его, не думал я такого.
Последний год его большой-маленькой кошачьей жизни раскручивался…
И снова зима на дворе, последняя зима. Теплая она была, много коты гуляли. И наш гулял, пропадал снова целыми днями, приходил домой грязный, уставший. Отъедался за день-два, отсыпался и снова на улицу. А иногда и вообще не отдыхал – забежит, похватает чего-то быстро, что есть и снова под дверью, на улицу просится. Немного передохнул в конце зимы - начале весны и с новыми силами, продолжать гулять.
А к пасхе заболел. Писал я об этом… Снова мы его вылечили, поднялся кот, снова сил собрал… И будь это человек – сказал бы я ему: «Передохни, отлежись-отоспись, пропусти остаток этого сезона, здоровье подтяни, а может и вообще на покой тебе пора». Но что я ему скажу, когда он – кот? Не понимает он меня. А гормоны велят ему – иди. И сидит кот под дверью, на улицу просится. Он же - правильный кот, настоящий, правильной кошачьей жизнью живет.
А не то уже здоровье… Износился, недостаточно сил набрал. И то ли обострились какие хронические недуги, то ли получил кот грязным когтем за ухо, а снова навалилась на него зараза. Был бы молодой, здоровый… Не напрягал бы силы свои эти годы… Одолел бы недуг, наверняка одолел. Одолел бы... Но не одолел, недуг его одолел.
Немолодой он уже был. И жил жизнь кошачью, полнокровную. Больше чем пол жизни на улице… Оно ведь даром не проходит… Коты, они в дикой уличной жизни до такого возраста и не доживают почти никогда. Годик, два, три от силы. До пяти редко кто дотянет. Рыжий поселковый хулиган Боська – лет пять максимум и прожил. А Феликс – целых семь.
Думаю, хорошую он кошачью жизнь прожил, правильную, полнокровную. Как инстинкты диктуют. Как зверю его вида положено. От совей кошачей души, как хотелось... Только оно ведь, как хочется - совсем не означает, что так оно будет дольше всего и беспроблемнее. Тут уж каждый сам свой путь выбирает, кто моежт. А если не может?..
И закончилась его маленькая-большая кошачья жизнь. Рядового кота, каких сотни тысяч вокруг. Одного единстенного, уникального моего кота.
Тяжело мне, по родным старикам своим я пожалуй так не горевал, как по Феликсу. Не потому, что мне родные не дороги, а потому, что не растил я их с маленького, не смотрел я в их очи ясные внимательно, не на моих глазах всё их житьё-бытьё проходило, не я за их судьбу в ответе был, не моими заботами их жизнь была. А этот – почти всю жизнь на моих руках, от крохотного комочка шерсти и почти до самого конца, и в горе и в радости.
Самая настоящая утрата. Потому как кусок, и моей в том числе жизни, окончен безвозвратно. Окончательно.
Больно мне потому, что мысли меня гложут, что не все я сделал для него, что возможно мог бы, что больше надо было стараться. И что дал я ему страдать в напрасных надеждах, что поправится он, что не облегчил я его ухода. И что чувствую я себя предателем, что не был я рядом с ним в последние его часы, минуты… долгие последние минуты такой короткой кошачьей жизни. Другие, кто рядом с ним по жизни его был – были, а я – нет. Не гладил я его по голове, не сидел рядом в его последний вздох, не прикрыл рукой своей его потухших пронзительно желтых глаз…
Вставал ли в его голове мой образ в его последние минуты – не дано мне знать.
Прости меня, Феликс, плохой я наверное был хозяин. А вот ты был кот – что надо.
Беги, беги Феликс по мосту радуги, тут у тебя уже все дела окончены, ты уже далеко.
Не свидимся мы более. Но я тебя не забуду, потому что ты такой в моей жизни – один.
P.S. Уже вчера, сидя дома, я чувствовал себя каким-то беззащитным, каким-то уязвимым. Как будто что-то очень очень важное из моей жизни ушло, совсем. И стало как-то запустело. Взгляд сам падает на привычное место… и видит там… не видит. И я успокаиваю себя мыслью, что он просто на улице, вышел погулять. Он где-то рядом… Хотя и знаю, что это – ложь.
Вчера мне пришлось принять решение. И его отвезли в наш дом, который в поселке Горьком, в частном секторе. Возможно, это было моментом слабости с моей стороны, мне было очень тяжело смотреть на него… С другой стороны, он не знал покоя тут, дома – рядом постоянно шум, возня, суета, свет, а он последнее время даже уже не спал, просто полулежал, привалившись боком к двери шкафа на лоджии. А еще дома жена и ребенок, и мне бы не очень хотелось, чтобы они были свидетелями последних часов, минут жизни кота, чтобы он уходил у них на глазах.
Мать сказала, что ехала очень аккуратно и осторожно, не торопясь, везла как больного человека. На Горьком и выделили ему теплое, спокойное, нешумное и неяркое место в летней кухне, на ковре, укрыли, его напоили молоком. И там, лежа в тишине и покое, он и ушел…
Мать сказала, что кот и собака, что живут на Горьком, утром беспокойно суетились у дверей летней кухни. Видимо они что-то почувствовали… Зашла проверила – уже холодный. Говорит, стало муторно, не по себе, придавило. Вышла и поехала на работу, так и оставила…
Что он переживал в последние свои часы, минуты?.. Было это страдание, боль, страх или может облегчение, спокойствие? Или просто накатило забытьё и небытие? Проносились ли в его голове какие-то образы, про которые мы, люди говорим: «Вся жизнь перед глазами пролетела»? Может он хотел, чтобы я был с ним рядом, как был всегда рядом до этого в его трудные минуты… Никогда я этого не узнаю. И мне от этого и спокойнее и больнее одновременно. Да ведь он же и не человек, он был кот. У них, котов – наверное, все иначе, их на этот счет никто не спрашивал…
Мне осталась память о нем, как он пришел в мою жизнь, как он рос, взрослел, каким он был, какие истории с ним случались, как я переживал, искал его, когда он пропадал дня на два-три в загуле, как он был хозяином в нашей квартире, практически членом семьи. Остались фотографии за два последних года. Остался его образ, особенно за последние две недели, что он постоянно был дома. Эти пронзительно желтые глаза, раньше – полные жизни, последние дни – слабые, потухающие…
Я всегда знал, что он пришел в мою жизнь и скорее всего уйдет из нее, а я – скорее всего останусь, пройдет со мной, бок о бок, некоторое время, вырастет, возмужает, проживет жизнь и оставит этот мир. А я останусь жить дальше. Потому что век котов короче нашего, много короче, особенно когда кот – не житель дивана, а уличный забияка. Я лишь никогда не думал, что так сживусь с ним, что он будет мне так близок, что я буду так с ним связан.
Он пришел в мою жизнь совершенно случайно, таким же маленьким котенком, как те котята, о которых я писал недавно. Видимо, он всегда был аборигеном этих мест, в окрестностях Курчатова всегда было немало черных котов. Наверное его родила какая-то кошка из местных, может даже в нашем же подвале… В общем, мать с СерСанычем нашли его в нашем подъезде и принесли домой.
Он очень понравился всем и его тут же было решено оставить. Никто в тот момент и не мог подумать, что это будет так надолго, так основательно. Этот маленький черный котенок, с тонким коротким хвостом, с короткой шерстью из которой торчат редкие длинные волосины-вибриссы. Эти желтые глаза.
Помню в первый же день он залез по моей штанине и выше до самой головы, уселся на моем плече как попугай у пирата. А потом он спал на моих коленях. Маленький Феликс, Феликс-котенок.
Помню, как в первый день мне стало немного не по себе, как я почувствовал, буквально кожей, что в мое жизненное пространство вторгся кто-то новый, основательно, как будто впился в меня, не физически, понятно, а как-то по другому, как будто с кем-то, без моей воли, установилась связь. Первое время было немного не по себе. А потом стало очень комфортно.
Он рос у нас на глазах, а мы за этим наблюдали и радовались. Он чудил, откалывал потешные номера. Он складывал уши, выгибал спину дугой, хвост запятой и ходил на нас боком. Он спал на подоконнике, играл бантиками. Он не пакостил и не портил особо вещей, быстро привык к своему туалету... Все его очень любили, всем он нравился. Он рос красивым и очень живым котом.
К зиме он стал проситься на улицу. Сначала подъезд, площадка, потом он стал ходить в подвал. Мы очень волновались, но держать его в 4х стенах не собирались. Положились на его кошачью удачу и его кошачье чутье, он был достаточно благоразумным. Он всегда приходил домой, сначала через часы, потом под утро. Он заработал лишай на лапе в первую же неделю хождения в подвал, но нам сообща быстро удалось с ним справиться. И с тех пор он все свои дела справлял на улице. Дома – только есть, спать и общаться с домашними, все больше времени на улице…
И вот приходит его второе лето, он уже – молодой, красивый, сильный кот. Много времени проводит на улице, знает сове имя, и когда я его зову – бежит ко мне, хоть с другого конца двора. И встает на задние лапы, и трется своей мордой о мою руку. Он уже отгулял свою первую весну и прижился во дворе, чувствует себя вполне уверенно. Он полон сил, задора, кошачьей задиристости. Но он еще неопытен, неосмотрителен. Он гонит соседского кота через улицу и попадает под машину.
Ко мне приходят и говорят, что моего кота сбила машина. Как так?! Только что, пять минут назад, я гладил его на улице, звал домой, он качался по асфальту и не желает никуда идти. И вот он сбит машиной, его жизнь под большой угрозой. Я бегу на улицу с фонарем, зову его, мне говорят, куда он побежал – в сторону подвала. Я бегу в подвал, он лежит недалеко от отдушины, тяжело дышит, изо рта течет кровь. На глаз все очень серьезно. Я беру его на руки, осторожно, он жалобно мявчит. Дома осматриваем – вроде кости целы. Но кот очень плох, а времени – десятый час вечера. Оставляем как есть. Кот уползает под шкаф, а я пол ночи сижу и слушаю его тяжелое, с прибулькиваинем, дыхание. Думаю: «Доживет ли до утра?» Потом забылся тревожным сном…
Взял я отгул и отвез его к ветеринару. Там сказали, что поправится, досталось ему конечно сильно, но справится. Только челюсть поломал нижнюю, скобу ставить надо будет. Я и кормил его с рук, шрицом, и колол его, выхаживал. Выходил. И челюсть его сама схватилась, без всяких скобок. Коты - они крепкие, и очень выносливые, порой - не чета нам. Поправился кот... Только еще пару недель прыгать не мог, смотрел на окно, переминался с ноги на ногу, недовольно болезненно морщился и помявкивал. Но потом и это прошло, все снияки сошли, что лиловым весь живот покрывали.
Справился кот, но даром для него травмы полученные не прошли, пострадали у него внутренности, да и зубы из челюсти ломаной выпали вскоре…
Месяц прошел и снова кот на улице, сил набрался, а заодно и опыта, осторожный стал, ученый. Никогда я больше не переживал его на улицу выпускать, очень он осмотрительный стал.
И пошли у нас с ним год за годом. Лето-осень-зима-весна. Дома он был хозяином, спал где хотел, забавно было наблюдать, как он места меняет: то диван один, то другой, то кресло одно, то другое, то подоконник, то на лоджии. Как хотел – так и жил кот. Сам себе голова. С зимы до лета – гулял, и по два-три дня бывало не приходил, в мороз, в непогоду, в слякот и дождь. Переживали мы за него, выходил я порой его поискать, позвать домой. Иногда находил, но чаще он сам приходил. Наступало лето и кончался у них сезон гуляний, приходил Феликс домой, худой, изможденный… Часто видно было – не совсем в силах кот. Отсыпался кот и отъедался, худой ходил, линял. Мало летом улицу манила, больше дома спал, на подоконнике или на полу, где по прохладнее, дом ему милее был, вечерами в основном на улицу кот выходил, летними ночами теплыми свои владенья оббегать… Лето подходило к концу и оживлялся Феликс. Начинал кушать с большим аппетитом, чаще на улицу хаживать, больше на улице проводить. Становился холеным, красивым. Подходила осень к концу, холодало, и круг замыкался.
Сильным он котом был. Молодым утвердился в окрестностях, везде я его видел, вокруг дома, в полях, что за домом, в соседних дворах и даже в частном секторе – отовсюду прибегал Феликс на мой зов.
Настоящим он котом был, не чурался и живого теплого мяса. Мышей ловил, полевок – сам видел.
Матерым он был котом. Несколько лет был котом-альфой в окрестностях, и с тех пор появилось у нас в округе больше черных котов, которые и ему самому начали жизнь осложнять. Но что поделаешь, таков закон их кошачей жизни: пришли молодые, сильные, свежие, напористые и наглые – придется уступить. Тем более, что и сам ты таким же был, сам кого-то подвинул, продолжил ты уже себя в жизни и хорошо продолжил, раз твои же потомки твое место оспаривают, доказал свою состоятельность.
Не сдавался кот, продолжал жить привычной жизнью… С молодыми тягался по прежнему, территорию держал. Четыре года минуло ему, пять… И стал я на него смотреть с грустью и думать, что немолодой он у меня уже, и явно не из самых здоровых, что придет время нам попрощаться. В будущем. А пока кот еще здоров вполне, активен, живет полнокровной жизнью и всех нас радует.
Много за эти годы с ним всего приключалось, по мелочи. И занедужит бывало, и получит в драке когтем грязным, нарывает потом. Случалось и занозы ему загонять, и лапы травмировать, как без этого, улица – улица и есть.
Вот и шестой год кот прожил. Выпало на его кошачью душу тяжкое испытание – добрые мы, приютили у себя молодого кота Лексуса. Вроде хорошее мы дело сделали, а Феликсу – злое. Тяжело ему дома стало, не дает ему покоя молодой задира, да ладно просто покоя не давал бы, так все в доме родном пропахло им. Тяжело коту было, некомфортно, дом чужим стал. Стал он дома меньше бывать, потерял почти угол родной, который всегда тылом ему был, рубежом последним. А к концу весны здоровье у котов неважно… Силы видать не те уже были – подхватил кот грибок и маялся им.
Лексус наш дом покинул, новых хозяев ему нашли. А Феликса вылечили. И снова кот привычной жизнью зажил, силы набрал, поправился, тем более, что осень теплая на дворе была, новая зима приближалась. И невдомек мне было, что последняя осень это его, не думал я такого.
Последний год его большой-маленькой кошачьей жизни раскручивался…
И снова зима на дворе, последняя зима. Теплая она была, много коты гуляли. И наш гулял, пропадал снова целыми днями, приходил домой грязный, уставший. Отъедался за день-два, отсыпался и снова на улицу. А иногда и вообще не отдыхал – забежит, похватает чего-то быстро, что есть и снова под дверью, на улицу просится. Немного передохнул в конце зимы - начале весны и с новыми силами, продолжать гулять.
А к пасхе заболел. Писал я об этом… Снова мы его вылечили, поднялся кот, снова сил собрал… И будь это человек – сказал бы я ему: «Передохни, отлежись-отоспись, пропусти остаток этого сезона, здоровье подтяни, а может и вообще на покой тебе пора». Но что я ему скажу, когда он – кот? Не понимает он меня. А гормоны велят ему – иди. И сидит кот под дверью, на улицу просится. Он же - правильный кот, настоящий, правильной кошачьей жизнью живет.
А не то уже здоровье… Износился, недостаточно сил набрал. И то ли обострились какие хронические недуги, то ли получил кот грязным когтем за ухо, а снова навалилась на него зараза. Был бы молодой, здоровый… Не напрягал бы силы свои эти годы… Одолел бы недуг, наверняка одолел. Одолел бы... Но не одолел, недуг его одолел.
Немолодой он уже был. И жил жизнь кошачью, полнокровную. Больше чем пол жизни на улице… Оно ведь даром не проходит… Коты, они в дикой уличной жизни до такого возраста и не доживают почти никогда. Годик, два, три от силы. До пяти редко кто дотянет. Рыжий поселковый хулиган Боська – лет пять максимум и прожил. А Феликс – целых семь.
Думаю, хорошую он кошачью жизнь прожил, правильную, полнокровную. Как инстинкты диктуют. Как зверю его вида положено. От совей кошачей души, как хотелось... Только оно ведь, как хочется - совсем не означает, что так оно будет дольше всего и беспроблемнее. Тут уж каждый сам свой путь выбирает, кто моежт. А если не может?..
И закончилась его маленькая-большая кошачья жизнь. Рядового кота, каких сотни тысяч вокруг. Одного единстенного, уникального моего кота.
Тяжело мне, по родным старикам своим я пожалуй так не горевал, как по Феликсу. Не потому, что мне родные не дороги, а потому, что не растил я их с маленького, не смотрел я в их очи ясные внимательно, не на моих глазах всё их житьё-бытьё проходило, не я за их судьбу в ответе был, не моими заботами их жизнь была. А этот – почти всю жизнь на моих руках, от крохотного комочка шерсти и почти до самого конца, и в горе и в радости.
Самая настоящая утрата. Потому как кусок, и моей в том числе жизни, окончен безвозвратно. Окончательно.
Больно мне потому, что мысли меня гложут, что не все я сделал для него, что возможно мог бы, что больше надо было стараться. И что дал я ему страдать в напрасных надеждах, что поправится он, что не облегчил я его ухода. И что чувствую я себя предателем, что не был я рядом с ним в последние его часы, минуты… долгие последние минуты такой короткой кошачьей жизни. Другие, кто рядом с ним по жизни его был – были, а я – нет. Не гладил я его по голове, не сидел рядом в его последний вздох, не прикрыл рукой своей его потухших пронзительно желтых глаз…
Вставал ли в его голове мой образ в его последние минуты – не дано мне знать.
Прости меня, Феликс, плохой я наверное был хозяин. А вот ты был кот – что надо.
Беги, беги Феликс по мосту радуги, тут у тебя уже все дела окончены, ты уже далеко.
Не свидимся мы более. Но я тебя не забуду, потому что ты такой в моей жизни – один.
P.S. Уже вчера, сидя дома, я чувствовал себя каким-то беззащитным, каким-то уязвимым. Как будто что-то очень очень важное из моей жизни ушло, совсем. И стало как-то запустело. Взгляд сам падает на привычное место… и видит там… не видит. И я успокаиваю себя мыслью, что он просто на улице, вышел погулять. Он где-то рядом… Хотя и знаю, что это – ложь.
у меня тоже такая история была... больно терять их - милых, пушистых, игривых... и таких родных...
Держись. У тебя был друг. И есть. Пока ты его помнишь.
У меня был кот, которого звали Петька. Пушистый клубок меха, котенок, выросший у нас в доме -остался случайно, не отдали из очередного окота. Мы с ним дружили, разговаривали, он меня воспитывал -как уморительно воспитывал: не давал поздно ложиться, один раз разозлился и словарь погрыз, потому что знал, что я без него не занимаюсь.
Сгубила животину папина дурная привычка курить_переехали в новый дом, папа курил дома и забыл форточку закрыть. А этот чудик в нее вылез...и сорвался. С 12 этажа на асфальт.Сломал хребет, видимо -ни капельки крови не было, когда я сбежала вниз по лестнице чуть не в ночной рубашке -утро было раннее. Я не помню как наверх поднялась -лифт не работал. У мамы истерика -а у меня комок в горле. Видимо, навсегда, потому что я его чувствую каждый раз, когда вспоминаю про Петьку. Да и лежит он в лесочке рядом -папа его там похоронил.
Вот такая история...
И сейчас у моих родителей кошки живут..Самой старой -17 лет в этом году,больше половины жизни с ней прожито, родоначальница всего этого семейства. Я как-то даже представить не могу, что когда-то ее не станет, хотя и вижу теперь очень редко....
И главное, что было в его жизни - был отличный хозяин.
Я уверена, что ты делал для него все, что мог и даже немного больше.
Если ты думаешь, что все же недостаточно уделял ему внимания, значит точно - бОльшего ты в тот или иной момент сделать не мог.
сейчас ты думаешь иначе, но сейчас ведь и день не тот и ситуация не та.
Ты был с ним рядом всегда и я думаю, что он жил и ушел с великой благодарностью к тебе.
И что он бы не пожелал никого другого, кроме тебя. Он ЖИЛ, благодаря тебе.
Не кори себя.
Держись...
Жаль, мало ее фотографировали, пока была молодая и красивая...
Может, оставите себе кого-то из "трио" - или уже всех пристроили? Не зря же они Вам встретились.
jas37 Из "трио" я никого не оставлю. Не хочу. В данный момент дома осталась только дымчатая кошка, но и она уже пристроена.
lolyjoe Я постараюсь не корить себя, но все таки моя совесть не дает мне покоя. И мысль, что я должен был быть рядом с ним, когда он встречал свой конец.
люди сильные.... так должно быть... главное что ему было хорошо... что он жил...
Спасибо.
ты не видел его конец, значит, что для тебя Феликс все же где-то остается жить.
По-своему.
Ты думал о нем, он думал о тебе, я уверена. Вы все равно были вместе мыслями.
А если бы были рядом я не думаю, что это было бы легче.
Это почти что так, когда кто-то уезжает: если простишься и уйдешь, к примеру, на вокзале, в аэропорту - так гораздо легче, чем стоять, видеть человека и понимать, что это всё. Он все еще рядом, но уже и в пути. Стоять, ощущать как тянутся минуты, приближая неизбежное - только душу терзать. Ведь сделать все равно ничего не можешь.
И тут тому, кто уезжает, легче все же, тем тому, кто остается.
Наверное, на совсем удачное сравнение, но пойми меня правильно: тебе было бы еще больнее быть там, с ним. Видеть приближение конца, понимать, что ты сделать ничего не можешь и все же страдать от бессилия.
Ты был с ним тогда, когда ему было трудно и когда ты был ему нужен.
А кошки, мне кажется, все же предпочитают уходить в одиночестве.
Так было легче и ему, я думаю.
Не мучай себя, все прошло так, как должно было пройти.
Коты живут в разы меньше нас.
Мы вообще... странные. Сами себе ищем проблем, сами от них страдаем.
Я даже в такие минуты не перестаю смотреть на происходящее и немного со стороны, анализировать. Подумать только, наша социальность может быть направлена буквально на кого угодно, был бы он живой и рядом, да подольше. Взяли из дикой природы зверя, поселили его с собой, а он и не просил об этом, а теперь биткаемся с ним, точнее со своим к нему отношением...
Кошки как раз таки сами к нам пришли.
Это собак мы поселили.
Кошки сами по себе как были так и остались.
Кошки сами по себе как были так и остались. По сравнению с другими - да, они и в природе одиночки. Но даже они все-таки более социализировались и изменили свое поведение.
Почему сами? Не сами. Их приручили для борьбы с грызунами, на территориях древних цивилизаций Ближнего востока и Северной Африки...
Кто сказал что приручили?
Они выбрали место где по сытнее и по теплее
Но даже они все-таки более социализировались и изменили свое поведение.
И всё равно кошка гуляет сама по себе.
И всё равно кошка гуляет сама по себе. Это да, хищник-одиночка.
Я понимаю, что сайт называется Diary, то бишь Дневник. Но на самом деле это ведь не так - дневник это нечто сугубо личное, интимное, неприкасаемое. А тут все выносится на показ, на всеобщее обозрение. И именно поэтому такое подробное, искреннее и откровенное описание твоего отношения к Феликсу во-первых, не воспримется с должным чувством основным количетсвом людей, которые постоянно читают ТВОЙ ДНЕВНИК потому, что они попросту не постигнут твоих чувств, ибо они не ты!
А во-вторых, опять же, такое подробное жизнеописание у людей, которые действительно тебя понимают (а я именно из таких!) разбудит грустные воспоминания о своих домашних любимцах и ничего хорошего не добавят в их жизнь. Когда у меня умерла кошка, которой было 19 лет, я сделал в своем личном дневнике весомую запись. И мне стало легче. Но ни тогда, ни до, ни после ни при каких-либо более-менее весомых событиях в своей жизни не выносил свои мысли на всеобщее обозрение.
Таково мое мнение. Народ жаждет веселья, анекдотов, приколов и каких-нибудь пикантных подробностей типа клубнички и т.д. А такой СПЛИН рождает депрессняк! Мне очень жаль Феликса, но это твое горе, твоя потеря!
P.S. Может из-за того, что я вспомнил Хиврю (для тех, кто это будет читать – не надо смеяться, у моей кошки было такое имя), то так разоткровенничался.
Народ жаждет веселья, анекдотов, приколов и каких-нибудь пикантных подробностей типа клубнички и т.д
Извините меня за встревание в тему, но, может быть, не стоит так подписываться за весь "народ"? Как-то неприятно...
Я давно читаю господина Хиуса, хотя и весьма редко комментирую, но мне его дневник интересен именно тем, что он пробуждает желание над чем-то подумать. Тем, что он дает пищу именно для головного мозга, а не только для нижнего отдела позвоночника.
И потом... грусть и "депресняк" - немножко разные категории явлений.
Еще раз - извините за вмешательство.
Дневник, особенно сетевой, это по большому счету то, что ты сам в него вкладываешь. А сетевой дневник - особенно. Тут все что хотят то и пишут, как хотят. Есть дневники открытые, есть закрытые ото всех, мало отличные от бумажных.
Стиль и правдивость записей тоже каждый выбирает сам. Шутки-приколы-клубничка, это конечно востребовано народом, безусловно. Но и ресурсов таких тут в сети - навалом. В конце концов, я не имел и не имею желания писать сугубо для развлечения других и тем стяжать себе популярность, я имею желание писать о себе. В некотором роде популяризовать себя, точнее некоторую часть себя, среди людей. Но и просто писать для себя. Именно то, что меня читают есть причина того, что я здесь более-менее часто пишу. Хардкопи-дневники у меня редко переживали месяц-два.
О переживаниях: я стараюсь быть хотя бы отчасти честен с другими и собой, поэтому пишу здесь о себе по возможности правду, порой даже не особенно приглядную. Если кто-то из людей не поймет меня... ну что же, такая судьба. Но кто-то и поймет. Опять же, я пишу здесь не только для того, чтобы меня читали, но и для себя. Просто здесь мне это делать очень удобно, а заодно я в своих эмоциях, хоть может это и мнимо, как-то более связан с другими, со своими читателями.
Мои переживания истинны, а не наиграны, и если они кого-то ввергли в печаль... пусть он меня извинит, но такова жизнь, развлекуха-развлекухой, но есть и такое. Силой сюда никого не тянули и читать не заставляли... Если ему такое читать больно, то пускай он осмотрительно держится осторонь. В принципе этот пост - не самое ужасное, что может подстерегать и в сети и в жизни.
Если ты в отличии от меня не выносишь на общее обозрение своих эмоций... Так ты ведь и человек другой, мы - разные. Тебе может это и не нужно, а для меня, здесь - уже вполне привычно и естесвтенно. Тем более, что ничего особенно страшного из этого еще ни разу не было. Опять же, все дело в глубине присутствия пишущего, как личности, на таких ресурсах. Кому то хватает картинок или ссылок на страницы с понравившимся сождержимым, а кому то охота что-то рассказать, вылить на клавиатуру и экран. Кому как интересно и нравится. Или кому что нужно.
И извини меня пожалуйста, что невольно разбередил давно затянувшуся рану и испортил настроение. Я не нарочно.
И ты бы читал его несмотря на это???
Одно только то, что ты здесь говорит о том, что это нужно... Каждому по-своему, но нужно... Хиусу, по-своим причинам, тебе, конечно, совсем по-другим...
Как говорится : "Раз зыезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно..." (С)
Ничего зазорного в этом нет.... Возможно, просто ты не можешь понять как это так: мне ведь это не нужно выставлять напоказ свои мысли по разным поводам и чувства... Или просто не можешь так .. вот и все.. хочешь, но считаешь это глупым.... не востребованным и не модным... Или, что со стороны людям может показаться, что тебе заняться нечем...